О переводах

Дорогой Нил,

Я преподаю переводы в Ноттингемском университете, где каждый год я веду факультатив по культурной адаптации. В одном из заданий этой программы я прошу студентов проанализировать и перевести концовку «Истории с кладбищем», уделяя особенное внимание передаче эмоционального развития, пронизывающего страницы.

Большинство моих студентов достаточно молоды (21-25) и работают с языками, сильно отличающимися от английского (например, китайским, словенским, русским, арабским), и некоторые из них весьма неуверенны, насколько свободно они могут обращаться с синтаксисом, порядком слов, фразеологией и т.п. при художественном переводе. Особенную трудность представляет воспроизведение рифмы и ритма песни, которую госпожа Оуенс поет Боду, при том что дословный перевод английской лирики оборачивается зачастую неуклюжим стихом. Некоторые студенты выбирают решение, замещая некоторые из первоначальных образов, что вытекает в красивое воспроизведение, звучащее как китайская колыбельная, с присущими ей ритмом и прочим, в то время как другие стараются переводить почти дословно, чтобы не нарушать целостность первоначального текста.

Мне известно, что разные авторы придерживаются отличных мнений относительно того, что переводчику может быть позволено, а что нет: Толкиен был заинтересован в сохранении имён, Эко – в сохранении сцен и ритма, но необязательно в сохранении тех же предметов или культурных ассоциаций, которые использовал он сам; и мне подумалось что, может быть, Вы прокомментируете, что бы Вы сказали переводчику (или, возможно, говорили переводчикам), работающему с Вашими текстами, как, например, однажды Вы сказали в интервью – заставить читателя всхлипывать в конце «Истории с кладбищем».

Я надеюсь, что Вы это прочтёте и надеюсь, что Вы найдёте время на ответ. И мне также хочется поделиться: каждый раз при выполнении этого упражнения студенты извлекают из карманов и сумок множество салфеток, читая сцену отбытия Бода.

Спасибо за ваше творчество, Нил, оно имеет значение.

Клаус

***

Это очень хороший вопрос, и я не уверен, что на него существует один универсальный ответ. Не уверен, что существуют твёрдые и фиксированные правила: скорее,  серия вопросов «если… тогда…».

Что касается песни госпожи Оуэнс, мне бы хотелось, чтобы читатель воспринимал её как колыбельную, если переводчику это удастся. Если нет, тогда, возможно, следует переводить буквально. Мне бы хотелось, чтобы читатель, каков бы ни был его родной язык, почувствовал близкое сродни тому, что чувствует читатель английского оригинала. Ритмы не обязательно должны быть моими ритмами, так же как и рифмы не обязательно должны быть моими, а слова – моими точными словами, если в итоге перевод звучит как колыбельная песня и несёт ту же смысловую нагрузку.

(Самым трудным, что мне когда-либо довелось создать как писателю, или, во всяком случае, на что я потратил наибольшее количество времени при наименьшем количестве слов, – это  написание английской лирики к основной музыкальной теме в Принцессе Мононоке и к песне Tatara Women’s. И я даже не уверен, что слова песни Tatara Women’s можно расслышать в фильме. Трудность состояла в том, чтобы переложить японскую лирику на английский язык в манере, которая позволила бы исполнять это на японский мотив).

Я догадываюсь, что переводчик имеет в своём распоряжении огромный арсенал инструментов. У меня были переводчики, которые сохраняли имена героев, и переводчики, которые меняли названия книг (название «Истории с кладбищем» (The Graveyard Book) во французском – «L‘Etrange Vie de Nobody Owens» – «Странная жизнь Некто Оуэнса»); у меня были переводчики, которые меняли имена персонажей, при этом сохраняя  название книги (Mr Wednesday во французском издании «Американских Богов» (American Gods), которое так и переведено на французский – «Американские Боги», звучит как Voyageur, потому что Wednesday во французском – Mercredi – День Меркурия, а не Одина).

Я не хочу, чтоб переводчики вставали между читателем и книгой. (В раннем французском издании «Звёздной пыли» (Stardust) переводчик решил, что книга является аллегорией, основанной на  «Путешествии Пилигрима» Джона Баньяна (John Bunyan‘s The Pilgrim‘s Progress), и добавил примечания, чтобы удостовериться, что читатель это понял.) Я не хочу, чтобы вещи переводились до такой степени неправильно, что в наши дни Google этому не будет оправдания. (Тот самый французский переводчик «Звёздной пыли» додумался поставить сноску, объясняющую, что Unseelie Court – это комплексный каламбур, состоящий из Un-, See и Lie, а не классификация фей.)

Я никогда не против, когда переводчики присылают мне вопросы. Иногда они просто чего-то не допонимают, иногда они хотят знать, какая часть для меня особенно важна. Иногда их вопросы касаются какой-нибудь моей проделки, на которую они наткнулись, потому что вчитывались в текст слишком пристально.

Я полагаю, что для некоторых языков и некоторых переводчиков какие-то вещи окажутся проще, а какие-то сложнее. Каламбуры и штучки, свойственные английскому языку, всегда будут трудны; мой единственный совет переводчику в этом – делать всё от тебя зависящее и помнить, что есть вещи, которые невозможно передать, но, по возможности, выразить дух того, что я пытался донести.

Имеет смысл?

Источник